Прот. Георгий Митрофанов: Наш народ попытался совершить самоубийство

Возвращаясь к деятельности по возвращению названий, надо сказать, что есть в ней одна опасность: легкая, поверхностная имитация нашего возвращения к истокам. Улицы названы правильно, только людей соответствующих нет, а нужно людей взращивать. Когда вы ставите вопрос, а не определяет ли развитие человека культурная среда, в том числе, топонимика, которая его окружает. Да, конечно, определяет! Но не в первую очередь. Может быть, более того, когда человек живет в какой-нибудь отвратительной хрущевке на улице с соответствующим названием, он, скорее, будет ценить Россию, которую мы потеряли, и захочет ее воздвигать в той советчине, в которой он пребывает.

Но на самом деле, мне кажется, что это уже не так актуально. Мы страна нераскаянных каинов. Я не раз об этом говорил, навлекая на себя обвинения в непатриотизме и русофобстве. Сейчас на наших глазах рождается страна, в которой переплетены элементы Советского Союза, в меньшей степени дореволюционной России, и, в большей степени, какой-нибудь банановой республики (страны третьего мира). Я не знаю, как мне жить в этой стране. Я только знаю, что у меня есть Церковь. Я буду в Церкви этой странной, непонятной, в чем-то для меня неприемлемой страны, которая сейчас существует.

И с этой точки зрения, может быть, следует оценить то, что ценили, наверно, нередкие русские христиане первых веков истории России. У них не было ничего, кроме Пути из варяг в греки, который кормил их, как нас кормит нефтяная труба. Ни культуры, ни истории, но было христианство, было Евангельское благовестие, которое даже такого свирепого воителя как князь Владимир, привело к мысли об отмене смертной казни. Было живое восприятие христианства.

- Вы написали немало работ по истории большевизма. Как Вы думаете, почему большевики на протяжении всей советской истории такое большое значение придавали именам, смене названий? Первые переименования случились в 1918 году, а последние в 1984-85 годах (Андропов и Устинов). Это наивное детское увлечение или холодный расчет?

- Не отвечу наверняка, почему они это делали. Важно то, что они попали в точку. Они почувствовали, что значительной части нашего народа важно не содержание, а форма. Это то, о чем говорил Пушкин «Мы ленивы и нелюбопытны». Не дорожим собственной историей.

Отсюда у нас сейчас и православие такое, которое очень легко сочетается с элементами богоборчества в окружающей действительности. Потому что наряду с апокрифами о «тайном христианине Сталине», «тайном христиане Жукове» существуют и убеждения в том, что Церковь должна, прежде всего, служить Родине, какой бы эта Родина не была. Более кощунственной формулировки для христианина придумать Н-Е-В-О-З-М-О-Ж-Н-О! Это не значит, что все наши улицы надо называть именами христианских святых, но это значит, что мы должны понять, что же в нашей жизни является приоритетной задачей и на это употребить нашу общественную энергию.

- Вы являетесь членом Синодальной комиссии по канонизации святых. Вам, по всей видимости, нередко приходится в этом качестве сталкиваться с необходимостью оценки тех или иных личностей, тех или иных фактов в их биографии.

С аналогичными пробелами сталкивается и Петербургская Топонимическая комиссия. Она состоит из высокопрофессиональных ученых, краеведов, гуманитариев и пр. – активных сторонников возвращения названий.

При этом, однако, большинство членов комиссии наотрез отказываются обсуждать возможность любого изменения названий, данных впервые в советский период, даже если ими увековечены имена террористов, убийц, организаторов репрессий. Примеры: ул. Белы Куна, Свердловская набережная. Аргумент используется следующий: любая оценка личности – это субъективное мнение. Один и тот же исторический персонаж одним согражданам может нравиться. У других он будет вызывать противоположные чувства.

Что можно посоветовать уважаемым членам Топонимической комиссии в связи этим и с учетом того, что в ней состоят светские люди? Существует ли объективный (исторический?) базис для оценки тех или иных исторических персон?

- Конечно, имена преступников не должны увековечиваться. Но для того, чтобы так говорить, нужно, чтобы преступники были таковыми названы. Суд над КПСС не произошел, и позиция по изменению таких названий несколько уязвимая. Поэтому начинать надо с того, чтобы преступников на правовом уровне, на уровне общественного сознания таковыми объявить. Нужен наш Нюрнберг. Но у большинства общества нет в этом потребности. Поэтому на суде, который был по делу КПСС в 1991-92 годах, была сказана полуправда. А мы в полуправде себя чувствуем особенно хорошо.

- Вопрос к Вам как к преподавателю русской истории: есть ли, по Вашему мнению, какая-либо причинно-следственная связь между тем, как людям преподают историю страны, как люди ее знают и теми проблемами, которые мы наблюдаем в обществе: от экономических до прославления террористов и организаторов репрессий в названиях?

- Во-первых, в советское время в сознании даже всех обывателей история была представлена как пропагандистская обслуга идеологии. Поэтому многие считают, что раньше историки говорили одно, сейчас – другое, но это может не иметь отношения к реальному историческому прошлому. Отсюда и феномен Фоменко со своими бредовыми идеями.

Во-вторых, история, действительно, сейчас преподается на разных уровнях людьми, которые серьезными историками никогда не были, которые получили определенные идеологические установки, подкрепленные набором тенденциозно подобранных фактов. И им удобно преподавать ТАКУЮ историю, в частности, в школе.

Наконец очевидно, что история наша не актуальна для многих, потому что возникло чувство отторжения от собственной истории. Им интересней будет слушать историю, после просмотра фильма Гибсона «Апокалипсис», какой-нибудь ацтекской империи, чем историю Российской Империи. Но для такого человека все это далеко и не имеет отношения к конкретной жизни: как набор компьютерных игр с разными сюжетами. Ведь он не ощущает себя русским человеком.

Связь же между качеством исторического образования и тем, что мы видим в жизни общества, конечно, есть. Серьезное историческое образование в новейшее время никогда у нас востребовано не было. Если филология (не литературоведение) в советское время еще развивалась, то историческая наука была в загоне. Были погублены русские исторические школы, например, византология, и сейчас никто не озабочен развитием данной науки как фундаментальной.

Другое дело, что вопрос о том, кто такой Бела Кун , «хороший он или плохой» сейчас интересует лишь узкий круг историков. Так не должно быть, но иное возможно только в стране, которая отдает себе отчет в том, что поражение белых было поражением России. Но у нас – нет: «Поражение белых – это их поражение. Победили красные. Это тоже Россия. Она, может, быть в чем-то лучше, в чем-то хуже, чем если бы она жила при белых» и так далее. Такую логику пытаются оправдать «объективизмом» лукавым, за которым скрывается просто равнодушие.

Один из моих прихожан, преподаватель технического ВУЗа, мне рассказывал, как, посмотрев фильм «Адмирал», студент ему сказал:

- Ой, какой интересный фильм. Я вот и не знал, что у красных были такие командиры, как Колчак.

- Какой красный? Колчак же белый!

- Так он же ХОРОШИЙ!

То есть раз красный – значит «хороший». Это норма!

- Так это последствие 70-летнего советского периода. Что ж тут удивляться.

- В данном случае да, вот такой манкурт уникальный. Отторжение истории в том и заключается, что сейчас наша недавняя трагическая история, память о которой должна возмущать души наших современников, мало кого возмущает.

Эта история стала для современников такой же отдаленной, как гражданская война в США или в Испании. Пройдена точка невозврата. Поэтому апелляциями к этой истории ничего не добиться. Поэтому и возможно было это кощунственное действие по перезахоронению останков Марии Федоровны в стране, уставленной памятниками убийцам ее сыновей и внуков.

И если могилу Каппеля просто надо было спасать, так как можно было ее окончательно утратить, и поэтому ее перевезли в Россию, то Деникина нельзя было перевозить сюда при том состоянии, в котором мы живем. И Марина Антоновна, на мой взгляд, попрала память своего отца, в отличие от внука Врангеля, отказавшегося перевозить в Россию прах деда до тех пор, пока у нас до сих пор такая «розовая» страна.

Помните, Шульгин говорил, что «среди белых было много серых». Так вот, сейчас у нас красные стали розовыми. Красных мало, а «розовых» много. А «розоватость» – это прикрытие безыдейности, равнодушия к нашей собственной истории.

Единственная, казалось бы, альтернатива этому – это все-таки Церковь. Канонизовав новомучеников, казалось бы, мы окончательно отмежевали Церковь от коммунизма… Ничего подобного! Православный сталинизм – явление, вполне Вам известное. Это говорит о том, что для людей, выступающих в Церкви и от имени Церкви, от имени духовенства (среди них есть и епископы), для них государство значимей тех «странных» их предшественников, которые не могли найти с этим государством общего языка.

Чем, казалось многим, хорош был митрополит Сергий? Он в отличие от «патриарха Тихона, так ничего и не понявшего», в отличие от митрополита Петра, в отличие от других местоблюстителей, сумел, наконец, найти общий язык с властью. Была надежда, что, может быть, власть, бывшая богоборческой, перестанет нас преследовать, и мы будем спокойно и мирно жить, как жили. В какой-то момент ему поверили. За ним пошли.

А потом выяснилось, что после уничтожения тех, кто ему не верил и думал, что этот компромисс ведет в никуда, стали убивать тех, кто ему поверил и пошел за ним, и Церковь почти полностью уничтожили.

Не дай Бог нам дожить до ситуации, когда придется отдать жизнь, чтобы остаться христианином или даже просто человеком. Но именно потому, что новомученики напоминают нам об этой очевидной для христиан истине, которую мы очень не хотим знать, появляются люди, которые говорят: «Сергий был прав, именно потому что он сумел договориться даже со Сталиным, он сумел достичь ситуации, когда Церковь перестали добивать, не уничтожили полностью». Православный сталинизм – это живущее в душах многих христиан желание остаться христианами и жить в мире сем по законам мира сего, а это искушение многовековое для Церкви.

- Недавно на форуме протодьякона Кураева было размещено мнение одного известного блогера, который, критикуя один из современных отечественных фильмов, высказался так: «Антисоветское – значит антирусское». С другой стороны, в январе на Невском проходил пикет, где гражданки стояли с красными флагами и с плакатами следующего содержания: «Кто против коммунизма – тот против Христа». Не видите ли Вы что-либо общее между этими (на первый взгляд, на разные темы) высказываниями?