Каков источник власти?

Пространный анализ современной ситуации, осуществлённый в Аналитическом центре Союза православных граждан, позволил сделать непреложный вывод: «Для гонений на Церковь всё уже подготовлено». Когда начнётся? Когда созреют благоприятные обстоятельства. Когда силы зла сочтут необходимым начать.

Никакая демократия в этом отношении не исключение. Ещё в конце 1920-х годов, делясь своими наблюдениями над передовой французской демократией, Бердяев писал: «В России сейчас христиан сажают в тюрьмы, казнят и принуждают к материалистическому образу мышления. Во Франции, где никого не сажают в тюрьмы и не казнят за веру и мысли, где есть внешняя свобода, христианство внутренне гонимо... Господствующее общественное мнение утесняет церковь и веру, преследует её презрением и насмешкой. И так, по-видимому, во всём мире».

Демократические власти часто – то ли по равнодушию, то ли с лукавым помыслом – вносят раздор между верующими, поощряя раскольническую практику кого угодно, даже провоцируя раздоры, покровительствуя разного рода сектам, пришлым проповедникам. Даже сатанинские сообщества терпят. И всё под соусом защиты демократии и плюрализма мнений. Теперь уже стало известно: все сектантские извращения, активно прививаемые народу, имели своих покровителей на самом верху, начиная с Горбачёва, прилюдно обнимавшегося с «преподобным» Муном. На уровне поступка высшего представителя власти это было национальное преступление.

Доброе отношение к Православию зависит ныне прежде всего от личных качеств или религиозного настроя (или от прагматических соображений) того или иного политического деятеля, чиновника. Идеологи же демократии Православие третируют.

Многие и то ощущают или даже сознают, что православие несёт в себе как бы опасность для устойчивости общественной жизни: оно даёт такую высоту жизненных установлений, что ослабление веры, на которой всё и держится, тотчас может привести к падению, к хаосу. Западная мысль, сознавая это, придумала на протяжении веков множество подпорок, могущих предотвратить развал (на время хотя бы) при оскудении веры: юридизм, священное право собственности, сциенцизм, плюрализм, позитивизм, рационализм, либерализм и т.п. Православие же, более заботясь о домостроительстве спасения и о стяжании сокровищнебесных, не стимулировало выработки подобных ценностей. Подлинно верующему не нужно специального закона, запрещающего убийство. Когда же вера иссякает, а правовое сознание не укреплено вековой традицией – общественная жизнь начинает испытывать потрясения. Тоталитаризм становится в особенно опасных случаях временной опорою государственной и общественной стабильности (не важно, какого качества), но его отмена способна ввергнуть жизнь в хаос. Только так можно осмыслить происходящее в России на рубеже тысячелетий.

Ныне при всяком упоминании о необходимости православного воспитания человека, православного государственного духа – раздаются демагогические крики о нарушении прав инославных, атеистов вообще. Между тем только православное государство способно истинно помогать человеку в одолении его жизненного пути. Всецело прав М.Назаров, когда утверждает, что цель православного государства – «создавать своим гражданам благоприятные условия для достойного прохождения через земную жизнь и спасения к жизни вечной в Царствии Божием. В отличие от секулярной власти, православная власть расширяет масштаб своей задачи за пределы забот материального мира, беря критерием предназначение человека как безсмертного существа, созданного по образу и подобию Божию. И чем выше должность деятеля в системе православной власти, тем больше его ответственность перед Богом, тем необходимее ему соизмерять свою деятельность со смыслом истории, на ход которой он призван влиять».

Смысл же истории для православного сознания ясен.

История есть перенесённая в земной мир борьба дьявола против Бога — проявляемая через борьбу поддавшихся бесовскому соблазну и противящихся ему. Борьба эта может совершаться открыто и прикровенно. Каждая эпоха облекает основное содержание истории в конкретные религиозные, культурные, этические, эстетические, социальные, экономические, политические, идеологические и какие угодно иные формы. Но они не должны вводить в заблуждение: борьба тьмы против света, зла против добра и справедливости, лжи против правды — всегда просвечивает сквозь любой конкретно-исторический камуфляж. Эта борьба в социально-историческом мире есть производное той внутренней невидимой брани, какая совершается в каждой душе человеческой и в которой внешние события черпают энергию для своего развития — энергию добра, как и энергию зла.

История есть процесс движения отпавшего от Бога человека (в его всечеловеческом единстве) к новому соединению с Творцом через череду повторных отступлений, ошибок, падений, совершённых в силу повреждённости натуры грехопадением, и восстаний, побуждаемых стремлением к спасению, — в конкретных обстоятельствах воплотившихся.

Православная самодержавная власть призвана сознательно участвовать в этом процессе, следуя в том Промыслу. Никакая демократия подобной задачи даже поставить перед собою не может в силу принципиального отвержения единой и непреложной Истины.

Истина для демократии и не нужна, ибо несовместима с торгашескими идеалами «нового мышления». Важнейший принцип же этого «нового» (а ничего нового-то в нём и нет: старо как мир) был неприкрыто сформулирован в официальном ответе на известное письмо Н.Андреевой, которая пыталась отстоять основы уходящей идеологии:

«...нет ничего раз навсегда установленного, безусловного, святого. Именно это <...> и есть исходный, первый, кардинальнейший принцип нового мышления».

Порою эту мысль пытаются отнести лишь к «святости» коммунистических идей. Опасное заблуждение: забывается, что рассудок всегда из частных суждений выводит общую закономерность, а она распространяется уже на все явления.

Общество, пытающееся основать своё благополучие на столь откровенном постулате, обречено. «Ничего святого» с неизбежностью порождает «всё позволено». Это не может не отозваться, помимо всего прочего, разгулом преступности — уголовной, экономической, политической, организованной, стихийной, обдуманной и бездумной. Что сдержит человека, если — ничего святого? Достоевский о том прямо сказал: «Коли нет ничего святого, то можно делать всякую мерзость». Реальная жизнь подтверждает худшие опасения.

«Русский человек из взрослого, из полноправного, у себя же дома попал в малолетки, в опеку, в школьники и слуги иноземных всяких, даже духовных дел мастеров. Умственное рабство перед европеизмом и собственная народная безличность провозглашены руководящим началом развития», — эти слова были сказаны в Пушкинской речи И.С.Аксакова (в один день с Достоевским) более ста лет назад — и до сих пор эти слова можно повторять и повторять.

Русского человека ныне небезуспешно стремятся лишить собственного мироосмысления, собственного склада ума, собственного типа поведения. И началось это давно. Мудрый кн. Вяземский полтораста лет тому писал:

У них на всё есть лозунг строгий

Под либеральным их клеймом:

Не смей идти своей дорогой,

Не смей ты жить своим умом.

Не то ли и теперь мы видим?

Ныне демократия довела это правило до логического конца, измышляя и навязывая всему миру глобализм, полное обезличивание любого мало-мальски индивидуального начала в бытии. В основе глобализма – абсолютизированный идеал потребительства.

Внутреннее состояние человека, живущего таковым идеалом, точно раскрыл Достоевский — в парадоксальном внешне, но истинном по сути заявлении «подпольного» человека:

«...На деле мне надо, знаешь чего: чтоб вы провалились, вот чего! Мне надо спокойствия. Да я за то, чтоб меня не беспокоили, весь свет сейчас же за копейку продам. Свету ли провалиться, или вот мне чаю не пить? Я скажу, что свету провалиться, а чтоб мне чай всегда пить».

Вот из какого состояния направляется борьба против Православия.

Нынешние западники пытаются навязать общественному сознанию именно «подпольную» ценностную ориентацию и, по сути, своего рода русскуюнациональную идею в собственной интерпретации. Например, бывший депутат Г.Томчин высказался прямо: «Мы все хотим жить в обществе потребления, духовное развитие абсолютное большинство ставит на второе место. Страна выбрала свой путь. А раз так, то мы должны пройти его быстрее, чем весь остальной мир». Это называется: обгоним всех бегущих к гибели.

Потребительство ставит превыше всего стремление к удовольствию. Но каковы следствия гедонизма любого пошиба? Об этом рассуждал весьма верно маркиз де Сад, помнить о его предупреждении необходимо постоянно: «...Когда вам надоест одно удовольствие, вас тянет к другому, и предела этому нет. Вам делается скучно от банальных вещей, вам хочется чего-нибудь необычного, и в конечном счёте последним прибежищем сладострастия является преступление».

Многие мудрецы допытываются до причин роста преступности, особенно в молодёжной среде. Пресса заполнена описанием самых диких случаев. Вот один: несколько «продвинутых тинэйджеров» (и слово лестное отыскали для молодых недоумков) развлекались тем, что заставляли свою жертву танцевать босыми ногами по осколкам разбитых бутылок, а затем, после других зверских истязаний, убили — и уже на суде эти садисты весело смеялись, рассказывая о том. Причина? Перечитайте вновь мысль идеолога такого мировосприятия и такого способа поведения.

Пока жизнь будет осмысляться в категориях потребительского сознания, пока стремление к удовольствиям не перестанет быть для многих целью существования, — рост преступности не сдержать ничем. Но какую иную отыскать цель, если: ничего святого?

Истина для демократии не нужна, ибо несовместима с торгашескими идеалами «нового мышления». Демократическое государство всегда согласно лишь использовать Истину как некое подсобное средство для достижения своих целей. «Новое мышление», потребительское по природе своей, насаждает и цели потребительские, обыденные, приземлённые. «Новому мышлению» выгодно, чтобы — ничего святого. Совести навязываются критерии купли-продажи. Как же тут логически всё увязано — цельная совершенная система! И внутренней же логикой обречённая на деградацию.